В дни сильного напряжения я становлюсь тонкая-тонкая, хрупкая-хрупкая. И у меня просыпается железная воля, направленная на то, чтобы оградить эту тонкость и хрупкость. То есть внешне в этот момент я скорее напоминаю танк. И остается некая психическая инстанция, которая одновременно в контакте с внутренней хрупкостью и в то же время фиксирует внешнюю танковость. Чтобы потом, в моем адекватном состоянии мне предъявить список по которому мне стоило бы извиниться. Или доделать то, что не доделано. Но это, разумеется неприятно.
В итоге со временем я научилась просто дистанцироваться от общения в такие моменты, чтобы моя танковость ни по кому особо гусеницами не проехалась. Но иногда в общении с самыми близкими приходится выходить на контакт, и без танка. Потому что не объяснишь. Потому что я пока не умею объяснять. Но, по ходу, пора учиться как-то. Ибо пока какой-то неприкольный выбор в таком общении - либо больно близким, либо мне. И то, и другое незаслуженно.
Хорошо еще, что таких близких очень мало. Близких больше, но таких - мало. Остальным я объяснять все-таки уже умею.